Д  о  к  л  а  д

ученика 10-Б класса

Улянова Сергея

Александр Николаевич Романов родился в Москве, в среду на Пасхе 17 апреля 1818 года. 

Его мать, великая княгиня Александра Федоровна, рожденная Шарлотта, принцесса прусская, обрадовалась появлению на свет этого мальчика, но вскоре ей стало грустно. “Счастье наше удвоилось, - писала она в своих мемуарах, - а впрочем, я помню, что почувствовала нечто серьезное и меланхолическое при мысли, что это маленькое существо призвано стать императором”.

Мысль в самом деле не из веселых. Двести один пушечный выстрел, поздравления придворных льстецов и сладостные стихи милейшего Василия Андреевича не могли утешить догадливую прусскую принцессу. Она знала, как трудно, больно и страшно носить корону.

Саша, будущий царь-освободитель, вообще был плакса. Он часто, слишком часто плакал - то от радости, то от огорчений. Сентиментальный Жуковский внушал своему питомцу всякие филантропические настроения, поощряя его чувствительность, и отрок проливал слезы ручьями.

Когда исполнилось Александру Николаевичу шестнадцать лет, ему пришлось по обычаю приносить присягу как наследнику престола, и этот обряд не обошелся без плача. По выражению очевидца, московского митрополита Филарета, “величественные слезы августейшего родителя соединились с обильными слезами августейшего сына”. Потом появилась мать, и тут вновь начались немецкие объятия, лобзания и слезы.

По плану Жуковского была разработана учебная программа цесаревича. Он овладел французским, немецким, английским и польским языками. Профессора читали ему курсы истории, математики, стратегии и прочих дисциплин. Одним словом, Александр Николаевич был образован лучше и основательнее, чем его отец. Но Николай Павлович, хотя и терпел снисходительно Жуковского с его романтизмом, гуманностью и благодушием, все же позаботился о том, чтобы наследник прежде всего стал “военным человеком”. И Александр Николаевич, как и все Романовы, пристрастился к смотрам и военным парадам, соблазненный великолепием нашей петербургской гвардии. Просвещенный капитан Мердер вздыхал по поводу этих увлечений своего воспитанника. Ему казалось вредным частое появление наследника на парадах. “Легко может ему притти мысль, что это действительно дело государственное, и он может тому поверить”.

В 1835 году произошли некоторые перемены в учебных занятиях цесаревича. Приглашен был Сперанский читать “Беседы о законах” В этом году вдруг выяснилось, что Павский - еретик и что до семнадцати лет, примерно, будущий “благочестивейший” самодержец воспитывался совсем неправославно. Это маленькое недоразумение выяснил никто иной как знаменитейший митрополит московский Филарет. Убрали Павского и сделали законоучителем протопресвитера Бажанова. При этом Николай Павлович не стал ждать того, чтобы Саша обучился истинам веры на сей раз  у несомненного протопресвитера, и поспешил сделать наследника членом Синода. На сей предмет был опубликован указ “по духовному ведомству православного исповедания”.

Согласно традиции, воспитание Александра Николаевича завершилось путешествием. Наследник исколесил всю Россию. Путешественники ехали так спешно, как будто за ними по пятам гнались враги. Жуковский заметил по этому поводу, что столь торопливое обозрение России похоже на чтение одного оглавления книги, оставшейся неразрезанной в руках ленивца. Однако кое-что наследник все же увидел. В Сибири, в Ялуторовске и Кургане он видел поселенных там декабристов. Его чувствительное сердце было растрогано. Он ходатайствовал перед отцом о смягчении их участи, и Николай Павлович сократил некоторым сроки их изгнания. Это умилило Жуковского. За время путешествия цесаревичу было подано шестнадцать тысяч просьб.

В 1838 году Александр Николаевич отправился в путешествие по Европе. В Дании цесаревич простудился  и заболел. Пришлось лечиться в Эсме.

Из Эсма наследник поехал в Веймар, а потом в Берлин, в нежные объятия прусских родственников. Из Берлина - в Италию. Он переезжал из города в город, наслаждался итальянским небом, силуэтами пиний и нежными далями Тосканы... Ему хотелось тишины. Он мечтал остаться один в какой-нибудь Падуе, поселиться в обыкновенной гостинице, навещать там ежедневно безмолвную капеллу с фресками Джотто, но все эти мечты были недостижимы. С ним была свита и прикомандированные к нему австрийские офицеры. Он осматривал укрепление Вероны и поле сражения австрийцев с французами в 1796 году.

В Милане семь дней подряд устраивали в честь его военные торжества, и по ночам ему снились лошади, щетины блестящих штыков, бой барабанов и крики австрийской команды...  Все это было утомительно. Из Рима он писал одному из своих адъютантов: “Хотя Италия очень хороша, но дома все-таки лучше. Завтра отправляемся в Неаполь, а оттуда далее по назначенному маршруту, так, чтобы к 20 июня быть дома. О, счастливый день! Когда бы он скорее пришел!”

Николай Павлович, зная по горькому опыту, как трудно управлять государством без подготовки, заставил наследника присутствовать на заседаниях Государственного совета и Комитета министров. Кроме того наследник участвовал в секретном комитете по устройству быта крестьян. Во время поездки Николая Павловича по России цесаревич заменял своей персоной отца: ему предоставлено было высшее управление государством.

Николай Павлович всецело мог довериться сыну, потому что у будущего царя-”освободителя” в то время, т.е. с 1848 до 1854 года, не было вовсе критического отношения к политической и государственной программе отца. Он был, однако, в каком-то смысле “правее”  отца - по крайней мере в крестьянском вопросе он был тогда врагом эмансипации.

Для ознакомления с военными действиями Николай Павлович отправил в 1850 году наследника на Кавказ. Путешествие было парадное, пышное, со встречами и проводами. В сущности войны он здесь не увидел вовсе. Только в Дагестане он был свидетелем боевой схватки с чеченцами. Александр Николаевич не утерпел и поскакал на своем кровном коне за цепь, через перелесье, под огнем неприятеля. Свита помчалась за ним, а князь Воронцов, ехавший в коляске, потому что его душил кашель, вынужден был тоже сесть на лошадь и тоже скакать за храбрецом, страшась, что какая-нибудь шальная пуля пробьет череп цесаревичу. Но дело кончилось благополучно, и, по представлению Воронцова, Николай Павлович пожаловал сыну Георгиевский крест.

И надо сказать, что Александр Павлович, так впоследствии страшившийся революции, в личной жизни был человеком храбрым, несмотря на свойственную ему мягкость характера и слабость воли. “Пред лицом настоящей опасности, -  рассказывает в своих мемуарах П.А.Кропоткин, - Александр II проявлял полное самообладание и спокойное мужество, и между тем он постоянно жил в страхе опасностей, существовавших только в его воображении. Без сомнения, он не был трус и спокойно пошел бы на медведя лицом к лицу. Однажды медведь, которого он не убил наповал первым выстрелом, смял охотника, бросившегося вперед с рогатиной. Тогда царь бросился на помощь своему подручнику. Он подошел и убил зверя, выстрелив в упор.

Царствование Александра II все было под знаком катастрофы. Когда в феврале 1855 года умер Николай Павлович, передав сыну “команду не в добром порядке”, как он сам выразился, положение России было ужасно. Если почитать мемуары и письма того времени, - они все исполнены мучительной тревоги, возмущения и смятения. Принять русскую корону в час, когда вся Европа, вооруженная и озлобленная, была против России, в час, когда внутри страны, утомленной полицейским николаевским режимом, не было никакого доверия к правительству, - это ли не страшно ? Это ли не ужасно ?

А между тем продолжалась осада Севастополя, и, несмотря на мужество наших солдат, все чувствовали, что его дни сочтены, что судьба готовит последнее испытание ревнителям национальной государственности.

Из Севастополя приходили мрачные известия. “И это только справедливо, - писал Тютчев, - так как было бы неестественно, чтобы тридцатилетнее господство глупости, испорченности и злоупотреблений увенчалось успехом и славой”

Наконец и нам повезло. На азиатском театре войны был взят Карс. Это позволило нам заключить в марте 1856 года не очень постыдный мир с Европой, утомленной нашим упорством.

Итак, мир с Европой был заключен. В царском манифесте по этому поводу было сказано между прочим: “При помощи небесного промысла, всегда благодеющего России, да утвердится и совершенствуется ее внутреннее благоустройство; правда и милость да царствуют в судах ее; да развивается повсюду и с новой силой стремление к просвещению и всякой полезной деятельности, и каждый под сению законов, для всех равно справедливых, всем равно покровительствующих, да наслаждается в мире плодами трудов невинных. Наконец, - и сие есть первое, живейшее желание наше, - свет спасительной веры, озаряя умы, укрепляя сердца, да сохраняет и улучшает более и более общественную нравственность, сей вернейший залог порядка и счастия”.

Грамотные русские люди, не  избалованные вниманием правительства к их нуждам и требованиям, обрадовались манифесту, ибо в нем содержался намек на внутренние реформы. Хотел или не хотел Александр Николаевич, но все равно ему пришлось идти по тому пути, который был предуготован объективными силами истории, ее фатальной диалектикой.

У Александра Николаевича Романова не было ни малейшего желания перестраивать и обновлять государственный порядок России. Он помнил, однако, письмо Герцена, которое прочел еще в марте месяце 1855 года: “Дайте землю крестьянам. Она и так им принадлежит. Смойте с России позорное пятно крепостного состояния, залечите синие рубцы на спине наших братий...” “Торопитесь ! Спасите крестьянина от будущих злодейств, спасите его от крови, которую он должен будет пролить !”

Всем известно, какая сложная борьба шла вокруг подготовлявшейся реформы. Положение Александра Николаевича было трудное. Крепостники неохотно уступали свои позиции. Всем известно также, что реформа была урезана, что “выкупные платежи” и недостаточные земельные наделы связали по рукам и ногам крестьянина, но все же первый и решительный шаг был сделан.

После опубликования манифеста 19 февраля 1861 года Герцен писал восторженно: “Александр II сделал много, очень много; его имя теперь уже стоит выше всех его предшественников. Он боролся во имя человеческих прав, во имя сострадания против хищной толпы закоснелых негодяев и сломил их. Этого ему ни народ русский, ни всемирная история не забудут. Из дали нашей ссылки мы приветствуем его именем, редко встречавшимся с самодержавием, не возбуждая горькой улыбки, - мы приветствуем его именем
О с в о б о д и т е л я ...”

Да, реформа эпохи Александра II, несмотря на ее несовершенство, была огромна по своему значению. Неизбежным следствием крестьянской эмансипации были другие реформы - земская, городская, судебная и наконец реформа армии - введение всеобщей воинской повинности.

Когда Александр Николаевич, под влиянием великого князя Константина Николаевича и великой княгини Елены Павловны, пытался вернуться к первоначальному либеральному плану, враги реформы внушали ему, что дальнейшие “уступки” поведут к гибели государства. Почему ? А потому что начинается революция. Но где же она, эта революция ? И вот тогда министры принесли Александру Николаевичу прокламации “К молодому поколению”, “Что нужно народу”, “К барским крестьянам”, “Молодая Россия...”  Их было много. Они были все написаны странным необычным языком. Иногда они были сентиментальны, иногда кровожадны, но и те и другие пугали Александра Николаевича и внушали ему отвращение. Чего хотят эти странные люди ?

“Нам  нужен не царь, - писали они, - не император, не помазанник божий, не горностаевая мантия, прикрывающая наследственную неспособность, а выборный старшина, получающий за свою службу жалованье...

Если Александр II не понимает этого и не хочет добровольно сделать уступку народу, тем хуже для него”.

“Выход из этого гнетущего страшного положения... один - революция, революция кровавая неумолимая, революция, которая должна изменить радикально все, все, без исключения, основы современного общества и погубить сторонников нынешнего порядка. Мы не страшимся ее, хотя и знаем, что прольются реки крови, что погибнут, может быть, и невинные жертвы”.

В Петербурге начались непонятные пожары. Каждый день над обезумевшим городом стояло зарево. Большинство верило, что поджигают те самые люди, которые сочиняли эти откровенные прокламации с призывами к убийству царя.

Кровожадные прокламации, интриги крепостников - все мешало мирно жить и мирно царствовать Александру Николаевичу, а между тем многомиллионной крестьянской массой надо было как-то управлять.

Эти реформы, коренным образом менявшие все прежние уклады жизни, бесправной и жалкой, нисколько не повлияли на взволнованные умы. Мечтали об ином. Теперь уже нельзя было удовлетворить проснувшуюся жажду своеволия. “Все или ничего” - вот чего хотела тогдашняя подпольная Россия. Это было справедливое возмездие николаевскому режиму.

4 апреля 1866 года Александр Николаевич гулял в Летнем саду в обществе герцога Лейхтенбергского и принцессы Марии Баденской. В четвертом часу, когда он выходил из сада, чтобы сесть в коляску, раздался выстрел. Это стрелял один из тех подпольных людей, которые не хотели больше чего-либо ждать от царя и медлить терпеливо в бездействии. Правда, этот двадцатитрехлетний Дмитрий Владимирович Каракозов был, кажется, нетерпеливее других. Его товарищи по кружку Ишутина, как выяснилось впоследствии, даже испугались этого выстрела. То, о чем они рассуждали отвлеченно, для “сумасшедшего” Каракозова стало неизбежным и фатальным делом. Лихо дело начать. Не беда, что какой-то мещанин Комиссаров ударил по руке убийцу, и пуля не попала в сердце царю. Главное было сделано. Нашелся человек, который “посягнул”. Каракозов своим выстрелом как будто дал знак, что теперь “все позволено”. И, конечно, этот юноша был глубоко убежден в том, что совершает героический поступок, убивая деспота. Но сам Александр Николаевич не считал себя деспотом. Он сравнивал себя с царями, которые были на русском престоле до него, и думал, что никто из них не выказал такого доверия к народу, как он. Но Каракозов и его друзья были иного мнения.

Весной 1867 года Александр Николаевич, получив приглашение от Наполеона III посетить выставку, отправился в Париж вместе с сыновьями и свитой. Предпринимая эту поездку, Александр Николаевич не представлял себе, по-видимому, до какой степени французское общество относится враждебно к нему - русскому монарху. У царя было тогда то веселое и даже легкомысленное настроение, которое как-то неожиданно, нередко после припадков слез, появлялось у него при разных обстоятельствах.

6 июня был назначен большой смотр в Лоншане, где должны были присутствовать три императора - русский, французский и немецкий. На обратном пути, когда царь в одной карете с Наполеоном ехал через Булонский лес, некий поляк Березовский выстрелил из пистолета в русского императора, но промахнулся и был арестован. Пуля попала в лошадь француза-штальмейстера.

Предстояли еще банкет у префекта Сены и поездка в Фонтебло. Все ждали второго покушения, и Александр Николаевич замечал, как императрица Евгения все время держится около него, как бы защищая его свое особой от возможного нападения. Пришлось отказаться от охоты в лесу.

Царь вернулся в Россию мрачный. Эти выстрела - Каракозова и Березовского - повлияли на него. Он понял, что теперь началось нечто серьезное и роковое. Он был охотник, чувствовал зверя, и теперь ему казалось, что его самого травят, как волка, что сейчас облава, лают собаки, улюлюкают псари... Вот сейчас увидит он перед собой черное дуло ружья. Это смерть. А ему хочется жить. Он еще не насытился этой землей, где много наслаждений, так ему легко доступных.

Александр Николаевич Романов родился не под счастливой звездой. Ни реформы, ни военные подвиги не давали ему тех лавров, каких счастливцы добивались без особого труда. Даже близкие ему люди, которые искренно его любили, не верили в него. Во время турецкой кампании, утомленный и болезнями и нравственными потрясениями, Александр Николаевич похудел, осунулся, сгорбился, и свидетели его тогдашней жизни все в один голос говорят, что он внушал к себе жалость. Его отец никогда и никому такого чувства не внушал. Этот сильный человек, несмотря на свою умственную и духовную слепоту, был по-своему величав. Александр II так и не научился во всю свою жизнь носить корону.

Монархия клонилась к своему концу. Александр II не мог быть величавым. Люди, любившие Александра Николаевича, чувствовали в нем какую-то обреченность.

В царствование этого обреченного на гибель государя Россия праздновала тысячелетие своего государственного бытия, но, хотя официальные торжества и состоялись, кажется, ни сам император, ни его сподвижники, ни общество не почувствовали той “исторической весомости”, без коей нельзя усмотреть смысла и оправдания той или иной формы народной жизни.

Сам царь, его семья, его министры - все жаловались на то, что в обществе господствует “нигилизм” и потому трудно бороться с “крамолою”. Нигилизм в обществе в самом деле процветал. Но дело не ограничивалось прокламациями во вкусе “Молодой России”, политическими убийствами во вкусе Нечаева, журнальными статьями во вкусе Писарева: все это было гораздо глубже, чем думал Александр Николаевич. Нельзя было обвинять в моральной опустошенности исключительно молодую, свободолюбивую Россию.

Александр II был бессилен предотвратить грядущие события, так его пугавшие.

Как сложилась личная жизнь императора ?

Он женился на гессен-дармштадтской принцессе весною 1841 года. Ей тогда было семнадцать лет, а ему двадцать три года. Он был счастлив несколько лет. Потом нервный, чувствительный и мнительный Александр Николаевич охладел к своей супруге. Она к тому же, далеко еще не будучи старухой, по требованию врачей, уклонилась от супружеских объятий. Император тяготился невольным аскетизмом. Он изменил жене.

Женщины влияли магически на этого слабого и впечатлительного человека. Его донжуанские наклонности не встречали никаких препятствий. Соблазненных им девушек ему легко удавалось выдавать потом замуж. Придворные холопы не брезговали царскими любовницами.

Но у царя была и настоящая любовь - княжна Екатерина Михайловна Долгорукая. Он увидел ее в первый раз в августе 1857 года в Тепловке, в доме ее родителей, где он остановился, направляясь на маневры в Волынь. Ей было тогда десять лет. Князь Долгорукий вскоре после посещения царем его дома разорился и умер. Александр Николаевич взял на себя опеку над имением и воспитанием шестерых детей князя. Девочки были помещены в Смольный институт. Старшая, Катя, “с глазами газели” нравилась царю. Он любовался ее кошачьими повадками. Екатерина Михайловна кончила институт семнадцати лет и поселилась у брата на Бассейной. Однажды весной Александр Николаевич встретил ее в Летнем саду и, не смущаясь присутствием любопытных, долго гулял с ней по боковой аллее. Свидания повторялись. Они встречались на Елагином острове и в окрестностях Петергофа. Александр Николаевич влюбился в эту княжну и при первом же свидании бормотал, что он готов посвятить ей свою жизнь.

В сентябре 1872 года Екатерина Михайловна объявила царю, что она беременна. На свет появился здоровый мальчик, которого мать назвала Георгием. Его поместили в одном надежном семействе. На следующий год родилась девочка Ольга.

Российский самодержец, как это ни странно, не мог устроить сносно жизнь своей возлюбленной. Рожая третьего  ребенка, княжна Долгорукая все еще была в таком фальшивом положении, что ей пришлось бежать ночью из дому в строгие и страшные царские апартаменты. Третий мальчик недолго жил. Александр сидел в слезах над умирающим, когда ему давали вдыхать кислород. Старый царь и его юная любовница спасались от сложной и ревнивой жизни, их окружавшей, поездками в Эмс, где они жили на вилле. Княжна гуляла под густой вуалью под руку со стариком, чье имя, конечно, было известно на курорте всем.

Только в 1878 году Александр Николаевич, к ужасу императрицы, всего семейства, министров и придворных, поселил свою возлюбленную в Зимнем дворце. Все негодовали на “дерзкую наложницу” царя, которая компрометирует двор его величества. Все обращали внимание на то, что у Александра Николаевича впали щеки, согнулась спина, стали дрожать руки и он часто задыхался. Это молодая любовница “губила” будто бы государя, который “так нужен России”.

Но самому Александру Николаевичу казалось, напротив, что княжна Долгорукая - единственное существо, которое любит его по-настоящему и поддерживает в нем нравственные силы. Все вокруг не понимают его. Понимает его только она. Она разгадала его душевную драму. Она знает, что он, император, вовсе не дорожит властью. Он признавался ей, что был бы рад передать корону сыну и уехать куда-нибудь. Одним словом, в его воображении рисовалась та самая идиллия, о которой мечтал его дядя Александр Павлович.

Император изнемогал в сомнениях и нерешительности. Что делать ? Осуществились огромные реформы. Но все как будто забыли, с каким тяжелым и суровым порядком мирились русские люди при отце Николае Павловиче. Тогда они молчали, эти непонятные враги. Теперь они неумолчно напоминают о себе везде и всегда.

2 апреля 1879 года, в десятом часу утра, Александр Николаевич совершал свою обычную прогулку. Он шел по Миллионной, Зимней канавке и Мойке и потом повернул на площадь гвардейского штаба. В это время через площадь переходил какой-то господин высокого роста, в чиновничьей фуражке. Он шел довольно быстро, уверенно и спокойно. От угла гвардейского штаба оно направился по панели прямо навстречу царю. Александр Николаевич, увидев этого человека, идущего на него, вдруг почувствовал, что идет его враг. Он оглянулся. Пристав, который следовал за ним, отстал шагов на двадцать пять. По ту сторону площади, у подъезда министерства финансов, стоял жандармский штабс-капитан. Александр Николаевич хотел крикнуть, чтобы бежали к нему на помощь, но стало стыдно, и крик замер на губах. Промелькнуло еще несколько секунд, и высокий человек приблизился настолько, что Александр Николаевич различал уже его серовато-голубые глаза, которые как будто искали кого-то. Не успел еще этот неизвестный человек опустить в карман руку, как Александр Николаевич все уже понял. Раздался выстрел, и Александр Николаевич, удивляясь сам своей легкости, - ему было тогда шестьдесят лет - бросился бежать в сторону Певческого моста. Он чувствовал, что враг вновь прицеливается, догоняя его. Тогда государь метнулся в сторону, потом опять в другую, и еще, и еще... А выстрелы следовали один за другим - до пяти раз. Бежать так, обманывая неопытного охотника, было страшно и весело. Выстрелы прекратились. Царь оглянулся. Кто-то, должно быть, быть тот самый человек в фуражке, валялся на земле. Вокруг была толпа.

Через несколько дней министр юстиции и сенаторы допрашивали покушавшегося на жизнь царя. Он оказался бывшим студентом Александром Соловьевым, тридцати лет. Царю принесли показания этого человека. Читая эту откровенную записку, Александр Николаевич пожимал плечами и усмехался недоброй усмешкой. Так вот они каковы эти люди, считавшие себя вправе переделывать своевольно империю ! Это все недоучившиеся молодые люди, не успевшие даже подумать как следует над смыслом жизни и смыслом истории.

“Я окрещен в православную веру, но в действительности никакой веры не признаю, - спешит сообщить Соловьев о своем атеизме следователям. - Еще, будучи в гимназии, я отказался от веры в святых”... “Под влиянием размышлений по поводу многих прочитанных мною книг, чисто научного содержания и, между прочим, Бокля и Дрэпера, я отрекся даже и от верований в бога, как существо сверхъестественное”.

“Я признаю себя виновным в том, - продолжает Соловьев, - что 2 апреля 1879 года стрелял в государя императора, с целью его убить. Мысль покуситься на жизнь его величества зародилась у меня под влиянием социально-революционных учений; я принадлежу к русской социально-революционной партии, которая признает крайнею несправедливостью то, что большинство народа трудится, а меньшинство пользуется результатами народного труда и всеми благами цивилизации, недоступными для большинства...”

1 декабря 1879 года в Москве, едва проследовал благополучно царский поезд, раздался очередной взрыв. Пострадал свитский поезд. Перепутанный маршрут спас случайно и на этот раз государя. Но он чувствовал, что заколдованный круг сжимался все больше и больше, что он - как в западне.

17 февраля 1880 года, в шесть с половиной часов вечера, когда Александр Николаевич, окруженный семьей, беседовал в своих апартаментах с приехавшим в Петербург братом императрицы принцем Александром Гессенским и с его сыном, Александром Болгарским, раздался страшный удар, дрогнули стены, потухли огни, запах, горький и душный, наполнил дворец.

Что же это было ? Несколько пудов динамита, оказывается, было взорвано под помещением главного караула, где было убито восемь солдат и сорок пять ранено. Террористы надеялись, что взрыв разрушит царскую столовую, где как раз в шесть с половиной часов должен был обедать царь со всеми своими родственниками. К досаде революционеров, царь опоздал к обеду на полчаса. Впрочем, взрыв не одолел крепкой дворцовой стройки: опустился только пол столовой, попадала мебель и лопнули стекла. Разрушена была караульня - как раз под столовой.

Этот ужасный взрыв испугал не только царя, но и ту Россию, которая надеялась еще на мирный исход борьбы между властью и так называемым обществом. Теперь стало ясно, что мира быть не может. Это действовал таинственный Исполнительный Комитет “Народной воли”.

Это - сама революция. Вот это настоящий враг. Революции в сущности нет дела ни до мнений “народа”, ни до его настоящей воли. Революция в самой себе ищет правду. Она так же неизбежна и внутренне необходима, как землетрясения, как извержения вулкана. Александру Николаевичу революция представлялась каким-то огромным демоном с человеческим лицом. И Александр Николаевич смертельно боялся этого демона.

Летом 1880 года умерла императрица Мария Александровна. При ней в это время не было ни царя, ни детей. Но хоронили ее пышно, как полагается хоронить государынь. Месяца через полтора, когда наследника не было в Петербурге, Александр Николаевич обвенчался с княжной Екатериной Михайловной Долгорукой, у которой в это время было уже от него трое детей.

В середине августа царь с молодой женой отправился в Крым и оставался там до ноября. Теперь княгиня Долгорукая стала называться светлейшей княгиней Юрьевской и на имя ее было положено в банк три миллиона.

Сюда в Крым приехал Лорис-Меликов. Ему все еще не удалось добиться окончательного согласия царя на привлечение депутатов к государственной работе. Сплетничали, будто бы диктатор соблазнял Александра Николаевича тем, что, дав задуманную им “конституцию”, он, царь, может легально сделать морганатическую свою супругу законной императрицей.

Январь и февраль 1881 года были безрадостными для царя, хотя ему было приятно видеть Екатерину Михайловну не тайно, а на правах супруги.

1 марта утром Лорис-Меликов предложил царю подписать заготовленный акт, который сам Александр Николаевич называл “указом о созыве нотаблей”, намекая на судьбу Людовика XVI. “Конституция” была подписана. Надо было ехать на развод в манеж, но Лорис-Меликов настойчиво просил государя не выезжать из дворца: “Ищут террористов, они где-то близко, их скоро найдут, Желябов уже арестован... А пока государь не должен ехать никуда”. Но Александра Николаевича как будто что-то толкало ехать непременно в Михайловский манеж.

В манеже было все в порядке, и царь ласково улыбался окружающим.

Карета мчалась по Инженерной улице, а потом повернула направо по набережной Екатерининского канала. За окнами кареты промелькнул отряд флотского экипажа, потом взвод юнкеров Павловского училища. Слева виден был канал, справа - длинная стена вдоль сада Михайловского дворца. Мальчишка-мясник лет четырнадцати вытянулся браво и отдал честь государю. А это кто ?  Кто этот с небольшим свертком в руках ?

Раздался страшный треск, и столб дыма и пыли покрыл весь проезд. В луже крови корчился, крича, мальчишка, секунду перед тем смеявшийся беззаботно. Валялись на земле два казака.  Царь невредимый вышел из кареты, изуродованной и вывернутой взрывом.

Убийцу схватили. Он стоял в трех шагах. И Александр Николаевич направился к нему. Это был молодой невзрачный человек маленького роста в осеннем пальто из толстого драпа. На голове была шапка из выдры. Он угрюмо, исподлобья смотрел на царя.

Какой-то подпоручик, подбежав к толпе и еще не видя Александра Николаевича, спросил испуганным голосом: “Что с государем ?”

- Слава богу, - сказал царь,- я уцелел, но вот...

И он показал на кровавую лужу, где корчились люди.

- Не рано ли бога благодарить ? - пробормотал молодой человек в шапке из выдры.

Александр Николаевич направился к раненым, но успел сделать и двух шагов. Раздался второй взрыв. Когда дым рассеялся, увидели, что царь отброшен к решетке канала, лежит истерзанный и окровавленный, а в нескольких шагах от него лежит и его убийца - тоже истерзанный, тоже в крови.

Это было 1 марта 1881 года, в два часа тридцать пять минут пополудни.

А Н К Е Т А

1. Уровень образования ( учителя )

Получил прекрасное воспитание, включавшее обучение общеобразовательным предметам, политическим и военным наукам,, спортивные упражнения. Воспитанием руководил В.А.Жуковский; среди наставников - М.М.Сперанский (по законоведению).

2. Знание иностранных языков

Английский, французский, немецкий, польский.

3. Политические взгляды

Не обладал последовательной и продуманной системой политических взглядов. Был весьма консервативен, однако большой здравый смысл и заветы гуманного воспитания подтолкнули его к проведению либеральных реформ. В то же время был ревнив к своей власти, сути же проводимых им преобразований, их конечной цели и предназначения до конца не понимал.

4.   Войны и результаты

Участие в неудачной для России Крымской войне и завершение ее ( 1856 ). Окончательное завоевание Кавказа ( 1864 ). Присоединение к России Средней Азии. Война с Турцией 1877 - 1878, завершившейся победой России. Подавление восстания в Польше ( 1863 ).

5.   Реформы и контрреформы

Великие реформы: отмена крепостного права ( 1861 ), введение местного самоуправления - земского (1864 ) и городского ( 1870 ). Судебная реформа (1864). Новый университетский устав - расширение прав университетов ( 1863 ). Изменения в устройстве среднего и начального образования. Отмена предварительной цензуры для столичных периодических изданий ( 1865 ). Военная, финансовая реформы, ряд изменений в организации православных церковных установлений, в сфере свободы совести. Впоследствие в течение царствования - ограничение всех нововведений. В 1880 -1881 - ликвидация III отделения Собственной его императорского величества канцелярии, подготовка к введению общероссийского представительства.

6.   Культурные начинания

Создание земствами и другими общественными организациями сети начальных школ и библиотек. Резкий рост числа издательств ( издательства А.С.Суворина, Ф.Ф.Павленкова и др. ), периодических изданий, тиражей. Основание музеев
( Российский исторический музей, Политехнический ), научных обществ, в том числе женских ( Бестужевские курсы в Петербурге и др. ).

7.   Корреспонденты ( переписка )

Брат, вел. кн. Константин Николаевич, члены семьи, государственные деятели.

8.   География путешествий

В бытность наследником - путешествие по всей России ( в том числе и по Сибири - первым из царской фамилии ), по Европе ( кроме Франции и Пиринеев ), Кавказу и участие в боевых действиях. Впоследствии - поездки по России и Европе, выезд на театр боевых действий во время Крымской и русско-турецкой ( 1877 - 1878  ) войн.

9.   Досуг, развлечения

Военное дело, охота, светские развлечения.

10. Чувство юмора

Сведений о чувстве юмора Александра II нет.

11. Внешний вид

Отличался красотой, хорошей военной выправкой, прекрасными манерами, однако в отличие от Николая I был лишен величественного и грозного вида.

12. Темперамент

С детства - вялый и апатичный, нерешительный. В то же время упрямый и скрытный.

Л  И  Т  Е  Р  А  Т  У  Р  А

Г.И.Чулков

“Императоры:  Психологические портреты”

Журнал “РОДИНА”,  № 1 - 1993 г.